Наука и бизнес: трудности перевода

Промышленники и ученые мыслят разными категориями, им трудно найти общий язык.
Как наладить диалог? Существует ли универсальная модель взаимодействия науки и бизнеса?

В СССР наука управлялась централизованно, задачи ученым ставило государство в соответствии со стратегическими направлениями развития страны. Советские «большие проекты» (атомный, космический) — хорошие примеры максимальной мобилизации научного
и промышленного потенциала, своего рода управленческого «ноу-хау», хотя и реализованного в специфических условиях жестко централизованного государства и «авральной» экономики.

Кроме уникальных мегапроектов, советская модель примечательна и ясно структурированной системой, где академические НИИ, конструкторские, проектные и отраслевые институты занимали свое место в цепочке выполнения исследований и доведения их результатов до реального производства. Достижения науки помогали в реализации планов развития народного хозяйства, создании новых отраслей промышленности (автомобильной, авиационной), развитии энергетики и металлургии, интенсификации сельского хозяйства.

В 1987 году многие, в том числе научные, организации постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР перевели
на самофинансирование, а после распада СССР ученые оказались предоставленными сами себе. Результат их труда стал товаром, но сами научные работники не переродились в успешных продавцов и менеджеров — институты в лучшем случае худо-бедно решали задачи выживания. Государство больше не определяло общий курс, между научной средой и производством образовался пробел. Точки соприкосновения предстояло искать самостоятельно.

Скоро стало понятно, что между ними нужен «посредник». В России стали перенимать опыт других государств. В стране стали появляться новые интеграционные формы: бизнес-инкубаторы, венчурные фонды, технопарки, кластеры. Некоторым институтам или отдельным коллективам удавалось успешно коммерциализовывать свои разработки, выстраивать долгосрочные отношения с промышленными партнерами. Однако устойчивая, масштабируемая система так и не выстроилась. Одна из причин этого, по мнению экспертов – невозможность топорной трансляции зарубежного опыта в российскую действительность, где государство по-прежнему имеет беспрецедентное влияние на научную и на промышленную политику.

Посмотрим на технопарки. Первый появился в Томске еще в 1990 году, а сегодня в России около 70 действующих
и создающихся технопарков. Между собой они спорят, кто круче, кто привлек больше инвестиций. Но если посмотреть на списки резидентов – в них сидит больше геймеров и штамповщиков мобильных приложений, чем людей, действительно связанных
с наукоемким производством.

Ситуация с «Лиотехом» показывает, насколько важно рассчитать риски и объем продукции, который сможет поглотить рынок, еще на старте. Эта задача требует усилий специалистов нового типа: не «чистых» менеджеров, которые мыслят только рыночными категориями, но и не собственно ученых, чья цель не произвести и продать, а изобрести. Нужны те самые посредники, владеющие обоими языками, свои в той и другой среде, способные наладить адекватную коммуникацию между двумя мирами.

Формированием таких специалистов в стране уже занялись. Пока процесс в стадии наладки, каждому проекту, связанному
с коммерциализацией научных разработок, приходится «протаптывать» свои дорожки самостоятельно.

Инжиниринговые центры, создаваемые в Росси по госпрограмме поддержки вузовской науки, не производят продукцию,
а занимаются доведением разработок до предприятий. Это необходимое связующее звено, которое знает возможности ученых
и в курсе требований промышленности.

Если проще, картинка выглядит так: ученые генерируют идеи и решения, технологи выступают в роли критиков и оценивают возможность применения разработки на предприятии, маркетологи занимаются продвижением и реализацией продукта или технологии. Здесь можно наработать партию продукта, запустить процесс внедрения. По сути, речь идет о пилотировании проектов.

Очевидно, что любой серьезный производитель сегодня хочет развиваться, а наука может помочь ему в разработке новых решений. Однако ученые ставят эксперименты в лабораториях и не видят реальных потребностей промышленности. Результат исследования может быть потрясающим и действительно прорывным для производства, но ученый не сведет результаты своей работы в форму, которую можно предъявить промышленности.

У каждого производства свои требования, но в самом общем случае на первом плане всегда вопрос соотношения прибыли и затрат. Для любого производства принципиально важно понимать, для чего вводится новшество, какие деньги это принесет, уменьшит ли потери и улучшит ли производство.

Если производитель вкладывает в разработку деньги, он хочет с этого что-то получить. Поэтому в разговоре о внедрении неизбежно возникает вопрос: «А где деньги?». Если в разработку, создание технологии и внедрение требуется вложить больше, чем потенциальная прибыль от инновации за 3-5 лет, то, скорее всего, такая идея непригодна для жизни в производстве.

Попробуйте поставить себя на место директора завода. У вас есть большое действующее производство, все работает, и вы получаете прибыль. Готовы ли вы рискнуть и согласиться работать над непонятной технологией, которая может остановить процесс? Один день простоя производства может стоить квартиры в Москве. Простой в час — элитной машины. Производитель получает негативный опыт и вряд ли захочет еще каких-то инноваций на своей площадке.

Как это можно обойти? Докажите, что ваше решение будет работать! Если вы сделали катализатор в лаборатории, опробуйте его на пилотном стенде больших объемов, наработайте промышленную партию — это уже поможет избежать некоторых проблем. При переходе к промышленному изготовлению качество продукта, который хорошо получался в лаборатории, ухудшается, как правило, процентов на десять. Это стандарт. Маленькие партии готовятся почти в идеальных условиях, с постоянным контролем и аналитикой. В промышленных объемах такое почти невозможно. Кроме того, не всякое оборудование адекватно масштабируется в большую сторону, и это тоже нужно учитывать.

Производственники потребуют доказательства возможности получения продукта в больших количествах и на промышленном оборудовании. И у вас должны быть ответы на этот запрос.

Теперь по пунктам. Вы — ученый, и у вас есть идея, как улучшить производство. Что предпринять и в какой последовательности?

Идей можно генерировать сколько угодно, но довести их до стадии продукта — это огромная работа, которая выполняется специалистами разного профиля. Три главных направления — наука, технология и экономика (включая маркетинг, логистику, оценку рисков). С одной оговоркой: во главе всего стоит вовсе не наука.

На первом месте — экономика. Прежде чем производить, надо понять, кому и сколько мы сможем продать (маркетинг), где взять и как доставить сырье (логистика), сколько стоит сырье и конечный продукт, когда всё окупится, как могут меняться цены и ситуация на рынке.

На втором месте — техническая и научная составляющие. Где, собственно, кончается наука и начинается технология, разделить сложно. Технология отвечает за практичность, аппаратуру, схему, параметры, габариты и размеры оборудования. Они напрямую влияют на стоимость всего проекта. Но предпосылки и базис закладывает наука — это ядро, с которого начинается расчет. Успех возможен только при симбиозе науки и технологии.

Опыт ИХТЦ показывает, что при реализации проекта четверть времени затрачивается на работу в лаборатории, еще четверть — на маркетинговые мероприятия, половина — на техническую доработку. В процессе — всегда сложном и не слишком быстром — неизбежно возникают промежуточные задачи, которые требуется решить для получения на выходе продукта нужного качества и в необходимом количестве. Иногда это выглядит так, как будто мы вставляем палки в колеса, но на самом деле мы эти колеса ремонтируем, чтобы они поехали гладко. Если удается создать согласованный «тройственный союз» — научная идея, технология и реальный запрос от производства — ваша идея выстрелит.

Если материал оказался для вас полезным - поддержите проект и поделитесь записью!